Два генерала: русский след

Пётр Соколов
"Литературная газета"
 5-11 мая 2010, №18
(Исследовал биографии Чуйкова и Кёстринга
серебряно-прудский краевед Алексей Иванович Волков)

РУБРИКА - НЕФОРМАТ

Обычно в этой рубрике мы рассказываем об идеях телепередач, сценариях телепроектов или уже сделанных для ТВ фильмах, которые по тем или иным причинам не нашли дороги на экран. Представленное вашему вниманию историческое расследование, на наш взгляд, весьма необычно и интересно. Даже сокращённый пересказ этого нового телепроекта ещё раз подтверждает то, что жизнь, если внимательно следить за её действительным течением, почти всегда посрамляет гордыню человеческой фантазии. Все придуманные ситуации и коллизии блекнут перед величественными событиями живой истории, перед настоящими судьбами и государств, и людей.

«Здравствуй, дорогая моя Валечка… Долгожданный час победы наступил. Весь мир радуется этому, радуются даже немцы… Несомненно, чувство радости было большое, особенно 1 мая. В 3 ночи ко мне прибыл начальник немецкого генштаба и начал говорить о капитуляции. У меня на глазах склоняет колени немецко-фашистская Германия…»

Это выдержка из письма к жене, которое написано Василием Ивановичем Чуйковым, командующим 8-й гвардейской армией в начале мая 45-го. Прославленный генерал в недалёком прошлом – кадровый разведчик, поэтому даже в личном письме нет имён и подробностей. Это позже мы узнаем, что на командном пункте Чуйкова в ночь на первое мая появился начальник генштаба сухопутных сил Германии – Кребс. И именно Чуйков стал первым из наших военных, кто узнал, что Гитлер мёртв, назначено новое руководство, которое просит начать переговоры о перемирии и капитуляции. Это уже потом доложат Жукову, Сталину – предложение будет отвергнуто, Кребс застрелится, а капитуляция будет полной и безоговорочной…

Но тогда, первого мая, это ещё не известно ни сорокапятилетнему гвардии генерал-полковнику Василию Чуйкову, ни Гансу Кребсу. Не знает ничего о своём будущем и другой человек, тоже генерал-полковник и кадровый разведчик, но уже не существующей больше армии…

В 1944 году генерала Эрнста Кёстринга назначили главнокомандующим так называемыми Восточными легионами, добровольческими национальными формированиями (включая РОА и т.п.), действующими на Восточном фронте, понимал ли он, что просуществует в этой должности очень недолго? Ровно столько, сколько осталось до конца войны. Мог ли он представить, что в 44-м война неотвратимо приблизится к Берлину – когда в конце апреля 41-го, будучи военным атташе Германии в СССР, обсуждал со своим заместителем Кребсом детали подсчёта советских войск на предстоящем первомайском параде в своём московском особняке? Но ни тогда, ни позже он не узнает, что сотрудниками НКГБ уже проведена блестящая техническая операция – с торца его резиденции в Хлебниковом переулке проделан потайной ход. И содержимое его сейфа с документами – давно не тайна для главного «медвежатника» оперативно-технического отдела НКГБ Пушкова, а все разговоры прослушиваются и их стенограммы ложатся на стол Сталину.

Когда 1 мая Кребс был на трибуне во время парада рядом со своим начальником Кёстрингом, им было известно, что до войны – считаные недели. Но совершенно немыслимым было даже предположить, что ровно через четыре года, 1 мая 1945-го, генерал Ганс Кребс будет пробираться по горящим руинам Берлина в штаб 8-й гвардейской армии к Чуйкову.

Тогда, в сорок первом, Чуйков далеко от Москвы. И далеко от СССР. Он – военный атташе при полномочном представительстве Советского Союза в Китае. Не секрет: военный атташе – легальный лидер разведки. Будь то в Китае или в Москве. Как и Кёстринг, Чуйков с 20-х годов кадровый разведчик, прикомандирован к 4-му Управлению штаба РККА (РазведУпр). Только в конце 1935-го он переходит в распоряжение Управления начсостава. Потом станет комкором, и вот уже – тяжелейшая финская война, где Чуйков командовал 9-й армией. Скорее всего, вспоминать о Финской кампании Василию Ивановичу не хочется. Большие потери 163-й и 44-й дивизий его армии, бестолковое снабжение, слабость вооружения… И вот снова возврат к разведработе. Для него, разведчика с пятнадцатилетним стажем, – не внове. И в Китае он не впервые: в конце 20-х уже пришлось здесь бывать военным советником. Здесь он известен под фамилией Карпов.

Кёстрингу фамилия Карпов, несомненно, знакома. С 1933-го – Эрнст Кёстринг два года также военный советник в Китае у Чан Кайши. Да и фамилия Чуйков ему должна быть хорошо известна. Очень хорошо… И не только потому, что Чуйков был начальником курсов для начсостава по разведке при Разведывательном управлении, командовал 9-й, а затем 4-й армией Западного округа. Были ещё причины, о которых позже… И уж конечно, Кёстрингу совсем не до того, что в 1918 году, когда он, уже опытный военный, был советником правительства гетмана Скоропадского и помогал в организации «незалежной» украинской армии, совсем юный помощник комроты Вася Чуйков уже воевал против них там же в составе 1-й Особой Украинской бригады Сиверса.

А в конце 1940 года новому военному атташе Чуйкову (он же Карпов) сдаёт дела его предшественник в Китае, Власов (он же Волков). Да, тот самый Андрей Власов, будущий командир 2-й Ударной, после разгрома которой он станет символом предательства, возглавив РОА. И в ноябре 1944-го Кёстринг, уже главнокомандующий Восточным легионом, встретится с генералом Власовым как его новый начальник.

Но перед этим пройдёт ещё немало событий, определяющих невероятный и неизбежный ход истории. Начнётся Великая война, которая пойдёт совсем не так, как рассчитывал Гитлер или надеялся Сталин. И к лету 42-го она докатится до Волги, нашего последнего берега. Потому что отступать можно только до последнего шага, за которым пропасть. Вот здесь, за Сталинградом, – пропасть. После короткого вдоха под Москвой – разгром 2-й Ударной армии Власова, катастрофа под Харьковом. Оставлен Севастополь, захвачен Донбасс, Ростов-на-Дону. Руководство страны дезориентировано и ожидает повторного удара на Москву, стягивая туда главные силы. Произошло, казалось, непоправимое, задумайтесь – около 80 миллионов человек, больше половины населения страны, отнято оккупацией, пленено, убито. Захвачены важнейшие экономические районы, промышленные центры.

А за Германией помимо опытной, отмобилизованной армии ещё и весь колоссальный потенциал Европы. Петля наброшена, осталось её только затянуть, перерезав в Сталинграде главную артерию, по которой поступают нефть, хлеб… В победе уверены не только Гитлер, но даже наши союзники. Им всё ясно, стоит отсечь Кавказ, и войне конец.

Эрнст Кёстринг, признанный «специалист № 1» по СССР, в эти дни – специальный уполномоченный по делам Кавказа. Под его руководством уже сформированы части по национальному признаку из некоторых кавказских народов. Нет смысла перечислять, ведь такие «войска» были и на Украине, и в Прибалтике, позже к ним присоединилась РОА. По оценкам специалистов, число добровольцев из граждан СССР, состоящих на службе нацистской Германии, доходило до 1,5 млн. человек. Это одна из самых противоречивых страниц войны, где и позор предательства, слабость, обман и трагедия. Но Кёстринг возглавит все «Восточные добровольческие части» только через два года, а пока он на Кавказе, над которым навис Сталинград.

А в Сталинграде, на самом острие, в самом эпицентре смертельной схватки, – 62-я армия. И её новый командир – генерал Чуйков. Он возвращён из Китая и назначен сюда. Где устоять невозможно. Где можно только вытерпеть. Потому что, кроме приказа № 227 «Ни шагу назад», у нас пока мало что есть. Сталинград станет для генерала главным событием, определяющим его жизнь. Когда он, уже на пределе сил, в момент самого страшного штурма, когда пять дивизий Паулюса в полосе всего нескольких километров перемалывали всё у Мамаева кургана, принял решение, что не уйдёт с последнего берега своей страны, примет смерть, но не плен. Буквально оставив для себя, если потребуется, последний патрон, о чём знали считаные люди. Не он один отдал сам себе этот приказ. Быть может, именно тогда была пройдена высшая точка терпения, сохранившего и город, и страну.

Откуда мы знаем, сколько раз шептал боевой генерал простые слова короткой родительской молитвы, записанной ему на обычном тетрадном листке, который он всегда носил с собой: «О, Могущий ночь в день обратить, а землю в цветник, мне всё трудное лёгким соделай и помоги мне». Откуда нам может быть известно, какие молитвы его матери, Елизаветы Фёдоровны, хранили генерала среди взрывов и пуль, уберегали от предательства, доносов, лагерей и расстрелов. Не в том ли Никольском храме она – староста общины, редчайший тогда пример для женщины, – отмаливала его? Храм, который она сама и отстояла, когда его должны были взорвать. И прошла Елизавета Фёдоровна пешком до Москвы, сумела попасть на приём к самому Калинину и получила нужную подпись. А ведь от Москвы до села, где стоит храм и сегодня, – почти двести вёрст.

Село это называется Серебряные Пруды. На границе Московской, Тульской да Рязанской областей. Центр России. Здесь, на берегу замечательной реки Осётр, в 1876 году в семье управляющего имением графа Шереметева – Августа Кёстринга родился мальчик, которому дали имя Эрнст. Он рос среди прекрасной природы, на всю жизнь полюбил лошадей, к которым его приучал старший конюх имения – дед Иона. Знал и сына старшего конюха – Ивана Ионовича. Потом мальчик подрос, уехал в Москву, где были гимназия, затем Михайловское артучилище… И ещё позже их семья покидает Россию, перебираясь в Германию. Там и начинается военная карьера генерала от кавалерии (чин, соответствующий генерал-полковнику) Эрнста Кёстринга.

А в 1900 году, на рубеже веков, в Серебряных Прудах в большой семье Ивана Ионовича и Елизаветы Фёдоровны рождается пятый сын (и восьмой из их двенадцати детей) – Василий. Василий Иванович Чуйков. Отсюда он начнёт свой славный путь. Их дороги с Эрнстом Кёстрингом разойдутся по разным полюсам жизни, начавшись в одной точке, чтобы через десятки лет вновь сойтись за тысячи километров отсюда в горящем Берлине. Два генерал-полковника, два кадровых разведчика оказались там, где подводился итог самого страшного людского противостояния за всю историю. Победитель и побеждённый.

Такой ли финал представлял себе Эрнст Август, когда в 37-м на специально оборудованном автомобиле колесил по всему югу Украины, якобы направляясь на отдых в Ялту? Когда он упорно и тщетно пытался завязывать контакты с местными жителями, пользуясь своим безупречным русским языком? Хотя, если бы он знал, что за ним невидимо и неотступно следуют около сорока сотрудников НКВД на нескольких машинах, умело блокируя нежелательное общение, он не стал бы тратить на это время. Вероятно, после этого он в сердцах написал: «Араб в белой развевающейся одежде легче пройдёт никем не замеченный в Берлине, чем иностранец в России». И как раз по этим местам пройдёт начало победного пути армии Чуйкова через шесть лет.

Но уже в 1944-м Кёстринг вряд ли мог сомневаться в грядущем поражении. Как и те, кто участвовал в заговоре против Гитлера. Но бомба Клауса Шенка фон Штауффенберга взорвалась впустую, заговор был разгромлен, участники застрелились или были казнены. В том числе и начальник Кёстринга перед войной, бывший посол в СССР – граф Шуленбург. Его чудом выживший личный секретарь Ханс фон Херварт много позже, 19 июля 1994 года, свидетельствовал: «Кёстринг должен был принять участие в свержении Гитлера. Каждый раз, когда я уезжал, взрывчатка (для бомбы Штауффенберга. – Авт.) лежала под кроватью генерала Кёстринга, который, несмотря на это, спокойно спал. Он оказал ценную услугу, когда надо было составить список генералов и фельдмаршалов, которым предстояло принять участие в восстании. Роль Кёстринга сегодня забыта, потому что об этом нет записей и не осталось в живых никого, кто мог бы пролить свет на эти дела».

Мог ли Чуйков знать о Кёстринге? Вероятно, в Москве, в Китае, когда слышал о нём, – да. У односельчан знакомые фамилии всегда на слуху, да и служба позволяла владеть информацией. Но потом, после Сталинграда, где он принял героическую 62-ю армию, ставшую скоро 8-й гвардейской, скорее всего, он забыл о нём. Тем более что должности Кёстринга были отнюдь не публичные. А вот Кёстринг не мог не знать о Чуйкове, особенно во время войны, когда его имя гремело по фронтам Отечественной. И как раз работа командующего Восточным легионом подразумевала отслеживание и сбор информации о советских военачальниках.

По мнению многих специалистов, Кёстринг должен был попасть в плен как раз в полосе наступления 8-й армии Чуйкова. Но старый лис (в 45-м ему под семьдесят) прекрасно понимал, что его ждёт, и сумел уйти к американцам. Сдался он через несколько дней, 4 мая, довольно далеко от Берлина, в Баварии. Кто обратит внимание на семидесятилетнего старика, бредущего по дорогам войны… Скончался Эрнст Кёстринг в 1953 го­ду в забвении.

В штурме Берлина принимали участие двенадцать армий. Случайно ли именно Ганс Кребс, бывший заместитель Кёстринга, проработавший с ним годы в Москве и близкий ему человек, оказался именно у Чуйкова? Борман, а тем более Геббельс прекрасно знали «специалиста № 1» по России – Эрнста Кёстринга. И когда они решили объявить себя новыми руководителями Германии – могли ли они не советоваться с ним, кто должен возглавить переговоры и с кем их лучше вести? Как бы там ни было, но именно генерал Чуйков стал первым, кто официально узнал о конце Гитлера и его Германии. И первым услышал официальное предложение о капитуляции. Услышал его от человека Кёстринга – 1 мая 1945-го… Вот так, в самом центре событий, сплелись судьбы двух совершенно разных людей, родившихся и живших в одном небольшом селе в центре России, теперь самом южном райцентре Московской области. В Серебряных Прудах.

Но тогда, в начале победного мая, Василий Чуйков не думает об этом. Он ещё не знает, что станет маршалом, проживёт долгую, наполненную жизнь и упокоится по собственному завещанию там, где главная вершина его жизни. На Мамаевом кургане Сталинграда. Он ещё не знает, что ему будут ставить памятники, а дети – учить в школах историю его жизни. Сейчас он пишет письмо своей жене Валентине, тоже своей односельчанке:
«Дорогая моя… Войти победителем в Берлин, то есть пройти от Сталинграда до Берлина… Это в 42-м была бы фантазия, в 43-м и 44-м – мечта, а в 45-м – уже пройденный пункт. Я был рад за всё и за всех. Но вот сейчас я чувствую себя как безработный, проработавший много лет в этой войне, на самых активных участках и направлениях, и никак не могу настроиться на мирную обстановку. Дико, что ложишься спать, и не стреляют, не бомбят. И невольно встаёт вопрос – что же делать? Как это совершилось?..»

Нам, не знавшим той войны, не понять, что чувствовали люди, которые смогли её вынести. Как провалиться в ту чудовищную усталость, хлынувшую на них, когда всё закончилось? Они оставили полноту радости Великой Победы на потом, всем нам, а сами, наверное, не могли тогда, сразу, получить заслуженную награду. Потому что вытерпели за нас всё: кровь, страдания, потери близких, несправедливость и немыслимый, невероятный труд за одну Победу, труд, отнимающий у человека все силы, каждодневно сокрушающий тело и терзающий душу. И как поверить, что нет больше рвущихся снарядов и бомб, нет приказов, которые невозможно исполнить и которые будут исполнены?.. Нет смертей, которые, ещё не совершившись, уже существуют в цифрах запланированных потерь.

Плывут весенние туманы над Осётром. Полная вода уже спадает, обнажая отмели, освобождая острова. Река успокаивается. Если подниматься наверх, то уже через минуты оказываешься перед величественным Никольским храмом. Рядом скромные и ухоженные могилы отца и матери Василия Ивановича. А вот там, слева, в Лесном посёлке, жили когда-то Кёстринги. Ниже, справа, – Чуйкова слобода, Чуйковых и сегодня в Серебряных Прудах не счесть… Кто знает, какие неведомые картины бытия только начинает сегодня прорисовывать жизнь, участниками которых, быть может, мы уже становимся, сами того не подозревая…

И оглядывая ещё раз всю эту тонкую вязь событий и судеб живой истории моей страны, можно предположить, что, наверное, только Россия может принять и вырастить всех, для того чтобы мир наконец понял – правду победить невозможно.