|
Когда бабушка делила все свои имения своим детям,
она распорядилась так: - старший Дмитрий Семенович и
мой отец получили Власьево пополам. Сергей Семенович получил Новосёлки. Фафочка
Панино по смерть, а тетя Офросимова Харино и Ширино. Дмитрий Семенович все
Власьево оставил за собой, а отцу моему за его половину дал 20000. Так как денег
у него не было, то он их взял у жены, у Натальи Сергеевны, которая их дал
беспрекословно и даже половину Власьева не переписала на своё имя. По
бумагам Власьево все числилось Дмитрия Семеновича. Тетя Офросимова Харино и
Ширино тоже перевила на имя моего отца, так как была богатая женщина и могла без
этого обойтись. Отец мой стал стало быть получил Харино, Ширино и двадцать тысяч
деньгами, т.е. две порции наследства. Он сейчас же сломал свой дом и взял план с
Зимнего Дворца у Николая I и стал строить такой же в
миниатюре.
С той минуты, как он сломал наш прежний дом, жить нам
сделалось негде и он со своею предприимчивостью нас всех перевез во Власьево к
La belle Nathulie ... негаданно явился целый обоз. Нас
было 6 человек детей, мать и три прислуги; и это не на
день, не на два, а мы прожили там год и два месяца. Понято, что Дмитрий
Семенович и Наталья Сергеевна посмотрели, и еще поступили очень деликатно,
уехали сами в Москву, оставили нам ... дом, другие бы нас вытурили. Тут началось
для нас истинное бедствие. Есть было нечего. Забирали в долг у мужиков и в
лавочках, а давать ... и хоть давали, но не все, а бранились во всю;
мы так много видели горя в это время, что другим хватило бы этого на всю жизнь.
В это время было у нас прекрасная гувернантка Анна Ивановна Афошенко. Ей платила
тетя Офросимова. Но она вышла замуж и мы опять остались без никого. Наконец это
Вавилонское столпотворение кончилось. Дворец был готов и отец перевозил нас
обратно в Мильшино. На что нам был дворец?
Денег не было;
топить дворец было не чем. Холод был в нем страшный. Дворец был каменным
трехэтажный и имел 19 комнат. В подвальном этаже была кухня,
погреб для вина, подвал для картофеля, комфортабельная комната
для повара. Потом длинный коридор и погреб со льдом. Далее
комната неизвестно для чего, потом прачечная. Далее предбанник,
прекрасная баня и громадная темная комната, тоже неизвестно для
чего. В жилом этаже была прекрасная столовая. Зал для танцев 13
аршин длины и 11 аршин ширины, гостиная 10 аршин длины и 9 аршин
ширины с нишей уставленной цветами;
мамашин будуар в котором она никогда не сидела, потом комната
для горничной передняя и еще 2 комнаты, без употребления. В
верхнем этаже был кабинет отца, его спальня, судейская, зимний
сад, свидетельская для ожидания свидетелей, библиотека (без
книг), спальня для нас, где были расставлены кровати, как в
больнице, с одеялами накинутыми сверху подушек. У нас было 6
ватерклозетов. Зачем?
Мать не имела голоса и её никто не слушал.
Единственная хорошенькая комната отдана была
француженке Мelle Clemence, которая для нас тоже
наняла тетя Офросимова. И вот началась голодная, холодная и нудная жизнь в
Мильшино с отцом. Окна везде были громадные 1/2 ар.
высоты с мраморными арками в окнах и в дверях. Полы паркетные в узорах. В зале
была стена, которая повертывалась, т.е. она была вся с полками, на которых
стояло материнское серебро, самовары, блюдца старинные, чары дарованные
Государями и т.д. 2 чары были замечательной красоты:
одна данная Петром Великим в виде ананаса, в неё входила целая бутылка вина;
она была золотая; другая серебряная, данная
Екатериной II. Во время гостей стена переворачивалась
в буфет и являлась оттуда с мороженным и фруктами. Потом в столовой была картина
"Смерть Патрокла". Однажды государь Николай I хотел
устроить помощь Академии Художеств в Петербурге и предложил Брюлову в картинах
учеников нарисовать в каждой по фигуре, для придания ценности картине, потом их
разыгрывали в лотерею. Моему отцу досталась "Смерть Патрокла" с фигурой Патрокла
нарисованною Брюловым. И 2 громадных шкафа, вделанные в стену, приданное матери,
со старинной фарфоровою посудой.
Отец мой проживши все, что он имел, убедился, что ему надо
поступать на государственную службу, что бы существовать. Его назначили земским
начальником. Эта должность была равносильна прежнему Исправнику, он отличалась
от неё тем, что Исправник служил по выбору дворянства и зависел от дворян, а
Земский начальник был по назначению Губернатора и числился на государственной
службе, что вело к чинам, орденам и пенсии. Но жить нам сделалось не лучше. Отец
сошелся с Лидией Андреевной Иордан и тратил все на неё. Melle
Clemence тоже вышла замуж и мы опять остались без никого. Во время его
службы произошло три интересных происшествия.
1-ое. Покража 18 тысяч совсем с сундуком из участка. В
Полицейском участке, куда сажали пьяных, был вделан в стену сундук, но он был
вделан кое-как. Сундук служил для такого употребления:
крестьяне вносили кое-когда повинности, но не всем миром, а когда кому можно.
Взыскивались штрафы, тоже не каждый день. Подавались ко взысканию векселя, что
бы не пропустить срок. Все ежедневное клалось в этот сундук;
а на ночь все содержимое сундука должно было по закону быть отправлено в
казначейство, где была стража всю ночь, а в участке не было. Мой отец относился
халатно к этому; когда отправлял, а когда нет. Однажды
один отец привел своего пьяного сына, прося его подержать сутки под арестом, а
то с ним отцу сладу не стало. Его посадил, и как раз мой отец не отправил
содержимое сундука в эту ночь в казначейство. Час в два ночи, его внезапно
разбудили и доложили, что сбежал арестованный и пропал сундук вместе с векселями
и деньгами, было 18 тысяч. Он за пропажу шел под суд. Деньги можно было
выплатить, а векселя нет. Он сейчас же потребовал две тройки казенных лошадей и
поскакал. В то время правительство держало для нужд полиции большое количество
лошадей, за которые платили большие деньги тем, кто их содержал. Лошади были
всегда сильные и сытые. Из расспросов, отец скоро дознался, куда арестант
направился и вскоре его нашел в одной деревне; но
денег при нем уже не было ничего, кроме 10 руб. Его
конечно арестовали и стали допрашивать, где сундук?
Сперва он назвал одну деревню, куда он будто бы отдал сундук одной бабе.
Поскакали туда. Светало и баб, как раз затапливала печку. Отец мой кинулся к
печке, боясь, что все сгорит и вытащил в глазах испуганной бабы все загоревшиеся
уже дрова на пол. Но ни сундука, ни денег, ни каких других признаков не было.
Опять стали допрашивать парня. Он объявил, что бы ему дали водки иначе он ничего
не скажет. Отец велел ему дать; тогда он объявил, что
он сундук зарыл в снег под Веневом. Поскакали обратно 15 верст и дорогой все его
поили водкой. Он обещал показать где сундук. Действительно, подъезжая к городу,
он указал на берегу реки взрытый снег и когда начали тут искать, то сундук с
документами нашли, но денег 600 руб. не оказалось. Их пришлось внести моему
отцу. Эти деньги парень скорее всего расшвырял с пьяных глаз по снегу, или у
него из взяли, когда он пил. Отец мой обещал его не отправлять в острог целый
день и все время поить водкой и сдержал свое обещание. Но парень все-таки сгиб,
через свою вину. Просидел бы в участке 1 день и вышел бы на волю, а тут украл
казенные деньги и погиб.
Глава ...
Второе происшествие было и страшное, но и
интересное. Губернатор дал приказ моему отцу выследить и схватить знаменитого
вора, конокрада и поджигателя Кубышкина. Отец собрал крестьян и ему донесли, что
Кубышкин находиться в лесу близ Анишина. Туда направился мой отец с отрядом
полиции. Дело было на Троицин день. В селе Пруды шла обедня. К священнику
съехалось много родных и знакомых на праздник. Кухарка и работника, попадья
отпустила в церковь; а сама осталась дома, с тем что
бы тоже убравшись, идти на обедню. Вдруг отворяется дверь и входит Кубышкин.
Поподья так испугалась, что даже на пол присела. Это она рассказывала все сама.
Кубышкин говорит: Меня Ржевский сейчас ловит в Засеке,
а я тут. Ты меня поподья спрячь на целые сутки и накорми, а если этого не
сделаешь, то тебе и твоему попу смерть, а дом сожгу. Матушка сейчас дрожа влезла
в печку и вынула тарелку лапши с мясом и поставила перед ним. Кубышкин съел с
жадностью, потом схватил мясо разодрал руками и как зверь стал есть. Вдруг он
подавился и задыхаясь упал на пол. Он знаками показывал поподье, чтоб она
колотила его по спине. Она в ужасе принялась его дубасить изо всех сил. Наконец
у него из рта выпасла кость с мясом и у него горлом пошла кровь;
но ему стало легче. Поевши Кубышкин велел себя спрятать;
и дрожащая от страха поподья отвела его на чердак и накрыла паклей,
которой у них было много. Но когда батюшка пришел домой, он испугался. На
попадье лица не было, но го вопрос что с ней, она не смела ему сказать правду. И
сказала, что внезапно захворала. Поп хотел посылать за доктором, насилу она
отговорила до завтра. Но весь день она мучилась. Кубышкину надо было давать есть
и носить водки, и делать это не заметно от мужа, гостей и прислуги;
а дом был набит, как нарочно, людьми знакомыми и родными, которые съехались на
праздник. Бедная попадья за этот день измучилась ужасно. На другой день чуть
свет она пошла на чердак и Кубышкина там уже не было. Тогда она могла рассказать
все своему мужу, который тоже обмер от страха.
Кубышкин на время пропал из нашего кругозора. Вскоре у
одного помещика украли тройку очень дорогих и хороших лошадей. Он подал
заявление в полицию и назначил премию за каждую возвращенную ему лошадь 30 руб.
Конечно, полиция разрывалась, что бы их отыскать. У отца моего служил становой
Лишкин. Он был хороший, но горький пьяница. Однажды, ему донесли, что Кубышкин,
на украденной тройке кутит под Венёвом. Лишкин сейчас же отправился его туда
арестовывать. Действительно, у ворот кабака тройка. Лишкин входит и видит
Кубышкина за столом и закуской. Он сейчас же его арестовал;
но он не сообразил, что на такого субъекта как Кубышкин, Лишкин был один
и без оружия. Лишкин говорит: "Ну попался мне, я тебя
сейчас же в острог и отвезу." Кубышкин добродушно отвечает:
"Ну делать нечего, теперь Ваша вол, а не моя;
ну дайте мне в последний раз проехать на моей тройке до острога. Везите меня."
Лишкин согласился. Сели комфортабельно в сани, а Кубышкин встал в санях на ноги,
разложил в руках с шиком вожжи, как для катания и крикнул:
"Ну Вы голубчики!" и тройка покатила. Когда они въехали в город, Кубышкин
нарочно наехал на тротуарный столбик, сани на бок, Лишкин вылетел, как сноп в
снег, и Кубышкин покатился дальше крича: "До свидания,
ищи ветра в поле." Лишкин упустил арестанта и остался в дураках. Что же ему
делать? Он кинулся к начальству, к моему отцу. Отец
тот час потребовал казенных лошадей, сотского, и отряд полиции. В четверть часа
все явилось и они поскакали. От деревни до деревни они спрашивали направление
беглеца и таким образом проследили его до Куребино. Куребино уже было в виду и
если бы Кубышкин достиг его, то его там бы укрыли и полиции не удалось бы
поймать ни его, ни лошадей. Мой отец кричит:
"Скорей, скорей, гони лошадей. Кубышкин тоже гонит, изо всех сил;
но его лошади уже выбились из сил бежавши столько, а казенные лошади были
пересменные и свежие. Кубышкинский коренник пал, тут полиция на него нагрянула и
я думаю, что его били рассвирепевшие люди, но я этого не знаю. Но его
закованного привезли в острог; судили за все
воровство, поджоги и святотатства зараз и сослали в Сибирь.
Глава ...
Третье происшествие случившиеся с моим отцом было
следующие. В Веневе был бал и мой отец отплясывал со своей дамой сердца г-жою
Иордан. Посреди бала, часов около 12, его вызвали в переднюю, где он увидел
сотского, который ему доложил, что на большой дороге, верстах в 20 от Венева
найдено им мертвое тело, по видимому богатого барина. На нем роскошная, меховая
шуба, такая же шапка, золотые часы, брюки и пиджак хорошие, дорогие и хорошие
сапоги с ботинками. Отец мой спросил: "Поставил ли ты
караул?", - "Караул поставил." Тогда всегда к мертвому
телу ставили в караул из двух человек, что бы не растащили волки или собаки.
Отцу не хотелось расставаться с г-жой Иордан, он подумал, что же покойник никуда
не сбежит до утра, а утром рано поеду. Должен он был по закону ехать тотчас же,
чтоб захватить не стертые еще следы. Бал продолжался до 3 часов утра. Тогда он
взял доктора, судебного следователя, 3 тройки и поехал сам с понятыми. Между тем
надо рассказать, что было с караульными. Они были молодые парни из соседней
ближней деревни. Ночь, зима, холодно, от покойника страшно, все печально.
Господа танцуют, а они мучаются. Вдруг видят они идет к ним какой-то странник в
ряске и меховой скуфье. Странник спросил у них, что они тут делают. Они
отвечали, что караулят мертвого. Странник стал сочувственно расспрашивать их,
что им холодно и страшно, и в конце концов предложил выпить водочки, сходить в
соседнюю деревушку и купить; дать три рубля и когда
они не решались оставить покойника одного, говорит: "я
посижу пока вы вернетесь с водкой и закуской." Парни пошли, конечно, они не
торопились вернуться. Когда они пришли назад, то видят, что странник и их
дожидается. Они с ним выпили водочки, закусили, поговорили и мирно улеглись
спать. Еда и разговоры привели их в лучшее настроение, они успокоились и крепко
заснули. Может быть странник и в водку подсыпал чего-нибудь, но когда стало
светать, послышался полицейский колокольчик и полиция прикатила. Мой отец тотчас
же приказал снять с покойника рогожу, которую он был накрыт, но вообразите ужас
всех окружающих, сотский доносил, что мертвый был одет по барски и роскошно, а
когда его увидели, то оказалось одно голое мертвое тело, а и то без головы. Где
же голова? Где же одежда?
Парней стали допрашивать и они тотчас же в слезах сознались о посещении
странника и о посылки за водкой. Караульщики по закону шли под суд, за отлучку
от караула, но и отец мой шел тоже под суд, за несвоевременное прибытие к месту
преступления без уважительной причины. Поэтому дело предоставили воли божьей и
никто, ни на кого не донес, а мертвого похоронили. Сколько мой отец не старался
отыскать, кто был убит, так и не нашел. В окрестностях у нас никто не пропадал.
Несомненно, что тело привезли из далека и бросили тут, чтоб скрыть, а потом
встренулись, что по вещам могли доискаться имя покойника, тогда послали кого-то,
под видом странника обобрать все и кстати отрезать голову, чтобы скрыть
последние и веские следы. Пока парни уходили может быть приезжала подвода, чтобы
забрать все, но отец в это время танцевал с г-жой Иордан и глядеть за порядком
было некому. Так голова и пропала навсегда.
Глава ...
Я в своих мемуарах пропустила два случая достойные
внимания. Оба они случились еще при жизни бабушки. Бабушка посылала обозы овса и
ржи в Москву и в Рязань продавать. Оттуда привозили чай, сахар, вина и п.р.
Верст за 30 от Власьево была деревня Островцы, которая славилась своим
разбойничьем населением. Там можно было еще проезжать днем, но ночью это было
очень опасно. Вот однажды наш приказчик Степан Иванович припозднился с обозом и
так как была метель, он не решился ехать далее просчитывая, что с ним 18 подвод
мужиков и топоров рискнул остановиться на ночь в Островцах. Но он все-таки был
человек осторожный и не велел на ночь снимать с лошадей хомуты, что бы они были
готовы на всякий случай к скорейшему отъезду. У Степана Ивановича было кроме
покупок еще 3000 руб. за пазухой. Ему отвели для ночлега светелку на верху. Лечь
он не решился и все дожидался света. Часов в 12 слышит он, что кто-то лезет по
приставной лестнице по стене, между тем как была удобная лестница изнутри
комнаты. Он затрясся от страха и взял в руки топор, чтобы защитить дорого свою
жизнь. Через минуту к стеклу снаружи приложили лист бумаги с клейстером и без
шуму выдавили оба стекла. Тут на подоконнике появилась чья-то рука и оперлась,
чтоб человек мог вскочить в комнату. Но тут Степан Иванович размахнулся своим
топором и ударил по пальцам. Три кончика пальцев так и остались на подоконнике.
Он закричал:"Запрягайте лошадей". В одну минуту
лошадей запрягли и они уехали. Но что было делать с пальцами?
Степан Иванович отвез их становому но, сколько становой не искал, так и
не нашел кому они принадлежали.
Другое происшествие случилось тоже в Островцах было
следующее. Один крестьянин получил от сына из Петербурга к празднику Николы 40
руб. деньгами, 1 фунт чаю, 5 фунтов сахару и сапоги. Все это было прислано по
почте. Крестьянин и ездил в Рязань, все это получить. Возвращаясь оттуда,
его на шоссе нагоняет священник, который тоже едет из Рязани. Священник и просит
крестьянина его подвезти, тот соглашается. Поп садиться в сани. Дорогой поп
расспрашивает мужика, что он в Рязани делал и тот, в радости ему рассказывает,
какой у него хороший сын и сколько он ему всего прислал. По дороге встречается
горка, поп вылезает из саней и предлагает взойти на гору пешком, чтоб лошади
было легче, а на верху горы чтоб мужик остановился и его опять посадил. Так и
делают. Пока поп идет, он достаёт из кармана веревке, делает из неё мертвую
петлю и достигши на верху горы сани, накидывает ее мужику на шею. Душит его,
обирает, и чтоб скрыть следы преступления выбрасывает мужика на шоссе, вместе с
привязанной к саням веревкой и настегивает лошадь. Крестьянская лошадь, не
рысак, она пробежала несколько шагов, и чувствуя, что за санями тащиться
что-то тяжелое, остановилась. Перед Праздником на шоссе было много проезжих. Как
раз по тому же направлению из Рязани ехал какой-то крестьянин домой из Рязани в
Островцы. Видя, что на шоссе лежит человек около саней, он вообразил что тот
вероятно сильно пьян и подъехал с намерением положить его в сани. Но когда он
увидел мертвую петлю на шее у мужика, а другой конец привязан к саням, он очень
испугался. Но слышит , что мужик еще не умер, а хрипит. Он тогда перерезал петлю
и освободил умирающего. Тот рассказал ему, о том как это с ним случилось. Тогда
нашедший предложил найденному ехать с ним к нему домой, в Островцы переночевать,
так как было уже поздно; а на завтра ехать заявлять об
этом становому. Так и сделали. Хозяин принял нечаянного гостя своего очень
ласково, напоил чаем накормил ужином и положил спать на печку. На другое утро
ударили к обедне. Все пошли в церковь. Был же ведь престольный праздник. Пошел и
наш пострадавший мужик, с тем, чтобы отслужить молебен за своё спасение от
смерти. Каков же его ужас, когда он увидел в священнике, который служил обедню,
того самого священника, который его душил. Обедня отошла. Тогда он подошел к
дьячку и попросил его доложить священнику, что он просит его отслужить молебен
Николаю Чудотворцу за спасение жизни. Дьячок доложил. Священник вышел на амвонь
и тут узнал мужика. Священник сказал: "я сейчас
отслужу", и нырнул в алтарь. Мужик дожидается, чем все это кончится. Поп из
алтаря не выходит. Тогда мужик вновь обращается к дьячку с просьбой узнать,
какой же будет конец всему этому. Дьячок идет в алтарь и выбегает оттуда с
криком и испугом:"Поп повесился в алтаре, выдернул
шнур из занавески на царских дверях."
Глава...
К концу лета мой отец получил письмо из Рязани, от
моей тетки Офросимовой. Та просила его привезти меня к ней пожить и отец
согласился. Вот когда для меня настала райская жизнь. Меня привезли не на
несколько дней, а на неопределенное время и оставили там. По части образования я
могла получить пятерку, но по части манер и умения себя держать нуль. За меня
взялась с двух сторон и дядя и тетя. Дядю, хотя он не был мне чужой, я любила
больше. Тетя была может быть и очень любящая женщина, но она была так хорошо
воспитана, что в ней это не было заметно. Она была холодна, чопорна,
величественная и красивая дама. Дядя был очень некрасив, но он был весь жизнь. В
то время все стремились к развитию. Дядя стал читать со мной "Бокля" и не смотря
на то, что мне было только 17 лет, я заинтересовалась его чтением, а главное
объяснениями и рассуждениями. Многие мысли были для меня совсем новые. Я иногда
с дядей спорила и он этот спор поддерживал, с тем, чтоб меня развивать, и
главное заставлял думать самой, не принимая на веру чужих воззрений. На Адриана
и Наталью 28 августа готовился большой бал у моего дяди Маслова (он был женат на
кузине моей матери Натальи Николаевне Волконской, дочери другого брата дедушки
Николая Дмитриевича). Вся моя знатная и богатая родня была в Рязани и меня везде
принимали хорошо и ласкали. К балу тетя вышивала мне белое платье, которое
должно было быть все отделано синими лентами и шелковой материей и букет
маргариток на голове. Я ходила, как в чаду от восторга. Мне еще сделали серое
платье из шелкового поплина и барежевое, юбка была вырезана фестонами и обшита
рюшью из лиловых лент.
... |
