Наш первый паровой.
К 80-летию Веневской железнодорожной ветки
Газета "Красное
знамя", 1985
М.Бороздинский
Еще в 1843—1851 годах по проекту
известных русских ученых и инженеров П. П. Мельникова, Д. И. Журавского, Н. О.
Крафта и других была проложена железная дорога. Петербург—Москва. А затем под
руководством П. П. Мельникова было составлено несколько вариантов сети железных
дорог, воплощение которых началось после, того, как в 1862 году он стал
главноуправляющим, а в 1866 году министром путей сообщения.
У нас,
в Центральной России, на основании исследований инженеров Павловского, Гонгарда
Ясюковича, Авдулова и других, 21 мая 1864 года был издан по предложению П. П.
Мельникова указ о начале строительства Московско-Орловской железной дороги через
Тулу, а 8 июля 1865 года о продолжении изысканий и строительстве дороги от Орла
до Курска.
Благодаря тому, что на
строительстве было много арестантов, мобилизованных крестьян и других нижних
чинов, дорога эта в 1868 году вступила в строй, причем себестоимость ее версты
от Москвы до Орла оказалась 41 825 рублей 31 копейка вместо запланированных 45
тысяч, а от Орла до Курска вместо 32 тысяч рублей на версту израсходовали только
по 26857 рублей 43 копейки.
Строительный успех
немедленно вдохновил местных дворян и промышленников на капитализацию экономики.
Тульское губернское земство тут же вошло под их нажимом в ходатайство перед
правительством о строительстве железной дороги из г. Скопина на Вязьму с целью
«сбыта тульских произведений в Калужскую, северо-западные губернии, в Ригу и
Либаву». А в декабре 1871 года по предложению гласных Венёвского, Богородицкого,
Епифанского и Ефремовского уездов тульское губернское земское собрание
потребовало, чтобы концессия на Скопино-Вяземскую железную дорогу была выдана
одновременно с концессией на линию через Богородицк, Ефремов и Елец не кому то
еще, а председателю Тульской губернской земской управы инженер-полковнику
Торопченинову с таким расчетом, чтобы «Елецкая ветвь могла быть удобно
продолжена до Зарайска...».
Но это требование губернского земского собрания,
видимо, отвергнуто. Тогда 8 марта 1872 года было созвано веневское чрезвычайное
уездное земское собрание, которое по предложению В. А. Черкасского постановило
представить правительству ходатайство о строительстве железной дороги от г.
Зарайска на Серебряные Пруды, Поветкино и Урусове (ныне Новомосковский район) до
пересечения разрешенной к строительству ветки Скопин—Тула с веткой, идущей от
Ельца, поручить особой комиссии в составе В. А. Черкасского, Д. А. Оленина, Л. Н
Волкова, С. П. Гессе и В. Н. Ладыженского подкрепить это ходатайство личными
заботами и содействием».
В
числе обоснований к строительству приводились трудности «первобытного подводного
порядка по Каширскому шоссе, об улучшении которого Московское земство не
озабочено», что цены на подводы «в зимнее время поднялись от 2—3 рублей до 4—5,
т. е. до 20 копеек с пуда, а летом которых не достать».
«Другими словами мы в 150
верстах от Москвы платим то же самое, что землевладельцы южных губерний за 600,
700 и 800 верст при пользовании железными путями, — подчеркивалось в
ходатайстве. — А при таких условиях веневское земледелие неизбежно приходит в
упадок, который бедственно отряжается на ценности земли. А ведь произведения
Веневского уезда могли бы дать обильный груз и оживить движение на главных
путях. В прежнее время московский хлебный рынок «Болото» был всегда наполнен
многими сотнями веневских подвод с овсом и мукой, а в настоящее время, при
вздорожании в Москве дров, веневские дрова начинают туда проникать через
отдаленную станцию Лаптеве.
Кроме того, недалеко от с.
Поветкино и г. Венева, при с. Березово и других местах есть месторождения
каменного угля, лежащие ныне, за отсутствием сообщений, праздными. Наконец, весь
берег р. Осетра близ г. Венева у с Гурьеве, Бякова, Хрусловки и других,
доставляет прекрасный тесаный камень и плиту, постоянно покупавшиеся прежде для
степных городов, но могущие служить подспорьем для московских построек. А
веневский дубовый и ясеневый лес и ныне идет в Москву и Коломну в большом
количестве на шалье и валеное производство.. »
В 1874 году общее собрание общества Московско -
Курской железной дороги утвердило доклад правления о строительстве
железнодорожной ветки на г. Венев, но при этом наметились три варианта:
через
г. Зарайск, через Каширу и Бронницы на Москву и через станцию Лаптево. Но уже в
декабрю того же года на тульском Губернском земском собрании произошел серьезный
спор между В.А. Черкасским, стремившимся приблизить свои имения к дороге через Лаптево и кн. Оболенским, доказывавшим выгодность продолжения Елецко-Хрущевской.
т.е. ныне Узловской ветки через Венев на Зарайск или Каширу и Москву. И
последнее предложение было, естественно, выгодней. Однако из-за того, что В.А.
Черкасский уже имел к этому времени сговор с К. Ф. фон Мекк и большой вес в
губернии, предложение Оболенского было отклонено собранием. А предложение В. А.
Черкасского отклонило из-за технических трудностей правление Московско-Курской
жд.
1
декабря 1879 года тульское губернское земское собрание по обсуждению предложения
гласного Ф. А. Свечина вернулось однако к возбуждению ходатайства перед
правительством об устройстве "посредствующей линии" железной дороги
Узловая—Москва. Но из этого опять-таки ничего не получилось.
Жизнь
же тем временем не стояла на месте. В Веневском и других уездах Тульской
губернии шло бурное развитие промышленности, капитализация земледелия. Так по
данным 1887 года, например, в Веневском уезде действовали три, потом четыре
крупных винокуренных завода, два винных склада, четыре ренсковых погреба, 45
винных лавок, 28 трактиров. 24 постоялых двора, 138 торговых лавок, 10 хлебных
амбаров, 10 синильных заведений, две шертобойки, 26 маслобоек, 50 водяных и 33
ветряных мельницы, 34 крупорушки, пять сушилен, кожевенный и сальный заводы, 17
мятных заводов, шасталка и другие заведения.
В казенных засеках и лесных
угодьях были лесопильные и деревообрабатывающие предприятия, в районе Гурьева,
Бякова и Малой Хрусловки работали сотни старателей по добыче и обработке камня.
В Хрусловке, Хавках и ряде других мест был хорошо развит гончарный промысел, в
верховьях Осетра замочно-скобяной, в Веневе, Гремячем, Серебряных Прудах и
других крупных населенных пунктах кузнечный пивоваренный, сапожный и т. д.
В 1887 году Веневское уездное земство выдало 55
годовых и два полугодовых свидетельства торговцам 2-й гильдии, 258 годовых и
восемь полугодовых свидетельств мелочного торга, 85 годовых и два полугодовых
билета 2-й гильдии, 56 годовых и два полугодовых билета мелочного торга. 66
патентов на винокурение, выделку водок и продажу напитков, 231 патент на продажу
табачных изделий, 17 патентов на городские и 45 на сельские трактиры, три
патента на промыслы 1-го и шестнадцать на промыслы 3-го разряда.
В том же 1887 году в селе Мордвес, Стрелецкой
слободе и других местах появляются земские школы. Еще раньше, 1885 году,
открылась церковно-приходская школа в Дьяконове, в 1887 году школы грамоты в
Теплом и Нюховке, в 1888 году в Узунове. Вот почему веневские и тульские власти
не успокоились при получении отказа правления Московско-Курской железной дороги
от строительства ветки, на Венев.
В
заседании 5 сентября 1888 года на XXIV веневском уездном земском собрании вновь
был поднят вопрос о возбуждении ходатайства на соединение г. Венева паровой
ветвью. А так как из этого опять ничего не получилось, на следующем, XXV
собрании 20 сентября 1889 года. «выслушан доклад уездной земской управы по
вопросу соединения г. Венева паровой ветвью со станцией Лаптево или Бараново
Московско - Курской железной дороги, единогласно постановили: поручить управе
войти по означенному предмету в переписку как с министерством путей сообщения,
так и с обществами Московско - Курской, Московско - Рязанской и Ряжско -
Вяземской железных дорог».
Для ведения личных же
переговоров с указанными организациями избрали трех уполномоченных - Е. А.
Черкасского, Д. Н. Попова и В. Е. Махотина.
Личные переговоры В. Е. Махотина с директором
Московско-Курской дороги Карташевым. письменные отношения управы в правление
этой дороги от 20 апреля 1890 года за № 350 и министру от 3 июня за № 573
привели к тому, что правление Московско-Курской дороги вынуждено было
рассмотреть эти ходатайства. И здесь, надо отметить, определенную услугу оказал
один из сыновей фон Мекка. А так как сведения были обнадеживающие, то земская
управа сразу же начала хлопотать о строительстве элеватора.
«Устройство такого
элеватора во-первых, - привлекло бы в г. Венев ссыпку хлеба и, таким образом
подняло бы местную хлебную торговлю, — говорилось в докладе управы, — во-вторых,
предоставило бы владельцам возможность сбывать свой хлеб по цене, более выгодной
и, в-третьм, — предоставило бы возможность получив ссуду из банка под квитанцию
за сложенный на элеваторе хлеб, выждать более благоприятной цены».
Но вот 5 сентября 1890 года из правления
Московско-Курской дороги в Венев пришло отношение за №№ 2171, 8734, в котором
говорилось:
«Вполне сочувствуя принципиально идее соединения г. Венева со ст. Лаптево или
Бараново правление в результате своих изысканий установило, что ввоз города
Венева, его уезда и примыкающих к нему районов может быть определен в 3100000
пудов в год. А так как северо-восточная част», уезда примыкает к
Московско-Рязанской и южная к Сызрано-Вяземской дорогам, куда будет отток, то
цифру груза, могущего проследовать по проектируемой ветви, можно определить в 1
600 000 пудов, что при тарифе в три копейки за протяжение всей ветви даст
выручку в 48000 рублей. Стоимость же сооружений по кратчайшему пути Венев —
Бараново на 41 версту по сделанной правлением смете составит 854691 рубль
серебром. Да эксплуатационные расходы по самым выгодным и строго проверенным
нормам составят не менее 88148 рублей в год.
Таким образом для покрытия
этих расходов и возмещения 5 процентов на затраченный капитал необходима
доходность не менее 130882 рублей серебром в год. А ожидается только 48 000
рублей...
Основываясь, на вышеизложенном, правление...
вынуждено отказаться от мысли соединения при настоящих условиях г. Венева с
одной из станций Московско - Курской железной дороги».
Но это отношение опять-таки не обескуражило
веневцев. Зачитывая его XXVI уездному земскому собранию, председатель управы В.
Е. Махотин комментировал, что сведения о грузах г. Венева и уезда агент
правления дороги собрал неверные. А исходя из этого собрание направило
правительству новое ходатайство на соединение г. Венева ветвью, но теперь уже с
Узловой или Оболенской Ряжско - Вяземской дороги.
К концу же 1891 года стало
известно, что правление Сызрано-Вяземской дороги намеревается соединить Венев,
но не с Узловой или Оболенной, а с Тулой. Это было одобрительно встречено и в
Туле. Здесь по письменным заявлениям В. Е. Махотина и уполномоченного Веневской
думы И. Р. Лобанова 12 декабря 1891 года было даже принято на губернском
собрании ходатайство о проведении парового пути Венев — Тула в течение лета 1892
года и отказано в связи с этим в ремонте Тульско - Веневского большака. Но в
Венев из министерств внутренних дел и путей сообщения ответили, что кроме
подъездного пути от ст. Заметчино (Моршанский уезд) строительство других к
Сызрано - Вяземской дороге не предполагается.
Но вот 4 июня 1895 года
состоялось утверждение положения о сооружении рельсового пути от Раненбурга до
ст. Павелец Сызрано - Вяземской дороги Строителем же выступило общество Рязано -
Уральской дороги, которое намеревалось проложить впоследствии этот путь на
Каширу и Москву. Для изучения местности и сбора сведений был послан агент
Цыбульский.
Эта новость сразу же
заволновала Веневское и Михайловское земства, началось новое выяснение
обстановки, налаживание контактов.
По сообщению Михайловской управы № 2226 от 23
октября 1895 года стало известно, что строители намерены провести линию на
Каширу с ответвлениями на Михайлов и Венев. А Веневский голова узнал, что дорога
пройдет на Каширу по прямому пути, в Венев и Михайлов останутся далеко от нее в
стороне.
В связи с этим 29 октября в Веневе было срочно
созвано ХХХI-е
уездное земское собрание, где решено присоединиться к ходатайству Михайловского
земства о скорейшем сооружении дороги, и Веневской городской думы о том, чтобы
прошла она от Павельца на Каширу через Венев.
"Дорога на Венев удлинит путь против прямого направления приблизительно на 7
верст, — говорилось в ходатайстве,— но значительно сократит расход по сооружению
линии, так как будут обойдены гористые места на Рязанской территории, мосты на
реках Осетре и Проне будут меньше размером, так как ближе к их истокам. А кроме
того в 7 верстах от Венева казенная засека, откуда пойдет сбыт в Москву
лесоматериала, особенно дуба и дров. Около Венева большие залежи цоколя высокого
качества и бутового камня. Предполагаемая дорога может рассчитывать на
значительный груз каменного угля, залежи которого в уезде весьма значительны.
Кроме того, в Москву направится весь избыток хлеба уезда, спирт с винокуренных
заводов, яблоки, предметы кустарного производства и проч.»
Ходатайствуя о скорейшем проведении линии
Павелец-Москва через Венев, а при невозможности о соединении его питательной
ветвью с западной части, уезда перед правительством и правлением
Рязано-Уральской дороги, веневское уездное земское собрание поручило вместе с
тем предводителю дворянства Е. А. Черкасскому, гласному И. И. Лукьянову и
городскому голове П. Д. Зайцеву поддержать это в надлежащих учреждениях личным
участием с возмещением расходов за земский счет.
В
феврале же 1896 года XXXI-е тульское губернское земское собрание рассматривало
совместные ходатайства Веневского и Каширского уездных земств о скорейшем
проведении линии Павелец - Москва с направлением ее через Венев или близь него с
питательной ветвью и допуске их представителей на обсуждение этого вопроса в
правительстве.
Но 9
июля 1896 года из министерства внутренних дел пришел ответ за № 6859, в котором
говорилось:
«По
соглашению министра финансов и тайного советника Хилкова правлениям Московско -
Казанской и Рязано -Уральской железных дорог уже разрешено производство
технических изысканий; первому от Зарайска через Михайлов до Павельца, затем до
одной, из точек Зарайско - Павелецкой ветви через Каширу до Москвы, второму по
линии Павелец-Москва с ветвями на города Венев, Михайлов и село Озерки...
По выяснении результатов вопрос будет вынесен на
рассмотрение образованной при министерстве финансов комиссии, в которую имеют
быть приглашены и уполномоченные Каширского и Веневского земств.»
А в конце 1896 года было принято окончательное
решение о строительстве Московско - Павелецкой линии через Каширу, Ожерелье,
Серебряные Пруды и Михайлов и соединении г. Венева питательной ветвью от ст.
Ожерелье.
В 1897
году, в ту пору, когда на полях лежал еще снег, на северо-восточной окраине
Веневского уезда и в центральной его части развернулись большие подготовительные
работы по очистке и подготовке территории для прокладки железнодорожных путей.
26-летние хлопоты веневцев о проведении парового пути наконец-то увенчались
успехом.
По
имеющимся сведением решению этого нелегкого для веневцев вопроса способствовал
известный инженер - путеец Карл Федорович фон Мекк (1821—1876), муж известной
меценатки и покровительницы композитора Л. И. Чайковского Н. Ф. фон Мекк, а
потом и один из их сыновей.
В то время как в министерствах и ведомствах шли
споры о выгодности и невыгодности веневской железнодорожной ветки, проводить или
не проводить паровой путь в гор. Венев на правобережье реки Осетра в селе
Хрусловка неожиданно началось строительство необычного особняка, вернее
настоящего двухэтажного кирпичного дворца псевдоготического стиля которое
заинтересовало не только веневские, но и губернские власти. Дело в том, что
велось оно на отчужденной земле, принадлежавшей ранее хрусловскому церковному
храму Архистратига Михаила. Сооружался же дворец по совету, а может быть и по
повелению известной меценатки и покровительницы выдающегося русского композитора
Петра Ильича Чайковского (1840—1893) Надежды Филаретовны фон Мекк для младшего
ее сына Максимилиана (Макса).
Дочь небогатого помещика Клинского уезда
Московской губернии Филарета Васильевича Фроловского, обладавшая незаурядными
музыкальными способностями Надежда Филаретовна с детских лет впитала в себя
чудодейственную силу искусства. А в 1847 году, в возрасте шестнадцати
лет, она не без содействия брата, Александра работавшего на железной дороге,
стала женой К. Ф. фон Мекка, который был старше ее на 12 лет.
Выходец из дворян Лифляндской губернии (сейчас это Южная Эстония и сопредельная
часть Латвии до реки Даугава и ее притока Айвиекстре), «он в начале
1860-х годов был подрядчиком на строительстве Московско-Рязанской, потом
Рязанско-Козловской (ныне Мичуринской) железных дорог, затем же стал
концессионером Курско-Киевской и Либаво-Роменской железных дорог. На всем этом
он сумел нажить миллионное состояние и стал покупать в разных районах страны
барские имения.
В 1868
году например, он купил в Подолии на Украине село Браилов с богатейшими
угодьями, где насчитывалось более 600 дворов и 5000 жителей. А восстановленный
здесь после разрушения в войну двухэтажный дворец Мекков до сих пор вызывает
интерес и восхищение экскурсантов.
Не отличаясь особыми архитектурными
достоинствами браиловский дворец эффектно возвышается над берегом речки Рова.
Три ризалита на главном фасаде, три — на противоположном, рустованный первый и
гладкостенный второй этажи, прямые, одиночные, а в ризалитах спаренные окна как
бы подчеркивают простоту и ясность. А перед главным входом во дворец
мемориальная доска, свидетельствующая о том, что здесь жил и работал П. И.
Чайковский, что здесь звучала его музыка.
В 1870-х годах владения Мекков оказались и в
Веневском уезде. Во всяком случае деревня Гурьево, где при отмене крепостного
права помещица Екатерина Алексеевна Черкасская (до замужесва — Васильчикова) —
жена известного государственного и общественного деятеля Владимира
Александровича Черкасского (1824—1878)—освободила от барской неволи 157
крепостных мужиков с земельным наделом в 476 десятин, вскоре оказалась во
владении дочери Мекков Александры и ее мужа Павла Александровича Беннигсена —
потомка известного генерала от кавалерии Отечественной войны 1812 года, «мастера
поражений» Л Л. Беннигсена. В ту пору здесь была замечательная усадьба
Черкасских, а потом Беннигсенов на берегу Осетра, фотографии которой были
потом опубликованы в одном из номеров журнала «Столица и усадьба».
Благодаря вмешательству В.
А. Черкасского, настоятельно хлопотавшего о соединении гор. Венева железной
дорогой со станцией Лаптево, в руках Мекков оказалась, надо полагать, и часть
церковной земли в селе Хрусловка.
Но 26 января (7 февраля) 1876 года К. Ф. фон
Мекка в возрасте 54 лет не стало. В том же году выехал в Болгарию, а через два
года умер В. А. Черкасский. Полновластными хозяйками огромных состояний стали их
жены. Брат В. А. Черкасского Евгений стал предводителем веневского дворянства. Он
продолжил заботы брата о соединении г. Венева паровой ветвью с одной из
действующих железных дорог. Надежда же Филаретовна, унаследовав от отца скрипача
- дилетанта, страстную любовь к музыке да и сама; обладая незаурядными
способностями игры на фортепьяно, в короткий срок превратила свой московский дом
на Рождественском бульваре в «музыкальную шкатулку»:
При
муже она удовлетворяла свою музыкальную страсть почти ежедневными выездами в
театры и концерты. А после его смерти стала замкнута, домоседлива. Да это и
понятно, ведь на ее руках осталось одиннадцать детей, которых надо было
вырастить и воспитать. Однако, вместе с тем, она создала свой домашний камерный
инструментальный ансамбль куда приглашала играть учеников Московской
консерватории.
В доме
Н. Ф. фон Мекк бывали многие известные музыканты, в том числе «земляки» по
Подолии братья Рубинштейны, польский скрипач-виртуоз и композитор Генрик
Венявский (1835—1880), пианист и композитор, будущий профессор Московской
консерватории Генрих Альбертович Пахульский (1857—1921) и другие. В ансамбле
играли многие ученики П И. Чайковского по Московской консерватории, как скрипач
И. И. Котек например, виолончелист П. А. Данильченко, тот же Г. А Пахульский
(фортепьяно), даже личный ее секретарь и скрипач, композитор-дилетант в с 1889
года муж Юлии Карловны фон Мекк (1853— 1915) Владислав Альбертович Пахульский
(1857— 1919), учитель музыки ее детей ставший затем знаменитым, французским
композитором, пианистом дирижером и музыкальным критиком Клод Ашиль Дебюсси
(1862— 1918). Именно через И. И. Котека завязалась чуть ли не сразу после смерти
мужа дружба Н Ф фон Мекк с П. И. Чайковским, которая продолжалась без единой их
встречи лишь только путем переписки более тринадцати лет. Исследователи жизни и
и творчества П. И. Чайковского по-разному оценивают эту необычную дружбу и
любовь Надежды Филаретовны к композитору которые оставили нам в наследство 760
замечательных писем Петра Ильича и 451 письмо Н. Ф. фон Мекк друг к другу. Но
непреложным фактом остается то, что Н Ф. фон Мекк с самого начала их знакомства
и дружбы стала одним из лучших и справедливых ценителей музыкального таланта
композитора. Именно здесь он с самого начала нашел горячую моральную поддержку
чуткое понимание и искреннее участие. Но строительство железнодорожной ветки в
Венев, может быть повлияло на то; что в 1890 году ежегодные выдачи 6000-рублевых
субсидий композитору со стороны Н Ф. фон Мекк были прекращены, и в их
взаимоотношениях без особо видимых серьезных причин наступил крах. Здесь
немаловажную роль сыграли, конечно, ее дети.
Старшим в семье после смерти отца оставался сын Владимир Карлович (1852—1892),
которым руководил всеми ее коммерческими делами. А за ним шел Николай
(1863—1929), который был женат на племяннице П.И. Чайковского Анне Львовне
Давыдовой (1864-1942). внучке декабриста Василия Львовича Давыдова (1792—1855).
Именно они держали тогда в руках все железнодорожные дела и связи, которые
оставил им отец Именно они а так же их сестры и зятья Юлия и Владислав Пахульские, Александра и Павел Беннигсены, Людмила (1872—1946) и Андрей
Александрович (1868 —1927) Ширинские-Шихматовы и другие, были шокированы
отношением их матери к П. И. Чайковскому. Им стыдно было за ее восторженность и
влюбленность в композитора. А вместе с тем их раздражал и сам П. И Чайковский
который свободно брал деньги по 6000 рублей» год, хотя сам жил в последние годы
вполне обеспеченно.
«Ваше
доброе желание по поводу моей Милочки (Людмилы — М. Б) не сбывается, — писала 1
(13) июля 1889 года Н. Ф фон Мекк П. И. Чайковскому,—напротив: ее супруг
довел меня до того, что я заявила ему, что больше видеть его у себя не желаю. А
это вызвалось тем что он... подает прощение чтобы его назначили попечителем
Милочки так как ей исполнилось семнадцать лет.
Печальнее всего то, что все
эти подлости делаются ведь иэ-за денег, ему хочется захватить Милочкино
состояние в руки и распоряжаться им бесконтрольно...» А это свидетельствовало о
том, что дети выросли, что материнскому опекунству над ними тоже пришел конец.
В этом же письме Надежда Филаретовна сообщает П.
И. Чайковскому о том что до отъезда за границу предполагает «пробыть в России до
первого сентября, в это время съезжу к дочери Саше в Гурьеве» И она исполнила
это свое намерение. Но оно оказалось трагическим для бывшей дружбы и ее
взаимоотношений с П. И. Чайковским. По свидетельству старожилов деревни Гурьево
и села Хрусловки именно в это время в семье Мекков самым решительным образом
встал вопрос о том, чтобы поселись мать в новостроящемся хрусловском доме если
она не прекратит связей с П. И. Чайковским.
В конце июля возвратившись из Гурьева в Москву
вернее в Сокольники, она сообщила П. И. Чайковскому:
«Милый
дорогой Друг мой!
На днях я вернулась из Гурьева от дочери Саши и
нашла в Сокольниках Ваше письмо, за которое премного благодарю Вас.
В Гурьеве я бы вполне
отдохнула душой, если бы и туда не доходили до меня тяжелые, тревожные известия
о моей бедной Милочке. Она родила дочь и вообразите, дорогой мой, что на третий
или четвертый день по её разрешении на даче у них делается пожар.
Теперь в Гурьеве я немножко слушала музыку
играли в четыре руки Саша и Владислав Альбертович (Пахульский, который в том
году стал мужем Юлии Карловны— М. Б.). Я наслаждалась звуками нашей (то есть
посвященной ей — М. Б.) симфонии, Второго и Третьего квартета. Славянского марша
и других Ваших сочинений, которые меня приводят в такой восторг что я перестаю
сознавать все окружающее и уношусь в какой-то другой мир, который мне
создают эти чудные звуки.
Слушая
их, я каждый раз благословляю Вас за то благо которое Вы доставляете
человечеству, за то облегчение, какое Вы доставляете в жизни — в моей, например,
так бедной радостями и счастьем. Я только и нахожу счастье и восторг в музыке,
только при ней я становлюсь полным человеком, становлюсь сама собою...»
В этом
же письме Н. Ф. фон-Мекк поставила вопрос о пересмотре времени выплаты П. И.
Чайковскому субсидии, который исследователи не без основания считают намеком на
наметившийся разрыв, в их взаимоотношениях.
«Милый, дорогой Друг мой я хочу просить Вас, не позволите ли Вы мне послать Вам
теперь чек на бюджетную сумму от первого октября 1889 года до первого июля 1890
года то есть четыре тысячи пятьсот рублей, потому что мне было бы удобнее
перейти к сроку посылки Вам на первое июля так как в это время я обыкновенно
бываю в России. Если Вы мне это разрешите, дорогой мой, то нельзя ли Вам, будучи
в Москве зайти ко мне в дом и получить от Ивана Васильевича пакет с чеком,
который я бы ему и дала для передачи Вам?
Будьте
здоровы, несравненный дорогой мой. Всегда
и везде всею душою горячо Вас любящая Н Ф Мекк».
Наряду
с субсидией Надежда Филаретовна в тот или другой раз передала для П. И.
Чайковского фотографии усадьбы в дер. Гурьево, которые ей и ему очень
понравились. К сожалению, в архиве композитора они не сохранились.
«Милый, дорогой Друг мой!
Сегодня приехавши в Москву, я зашел в дом Ваш к Ивану Васильевичу и получил от
него пакет с 4500 руб. сер. и с фотографическими снимками Гурьева, — отвечал П -
И Чайковский на письма и просьбы Надежды Филаретовны седьмого августа. —
Поспешаю уведомить Вас о том и выразить бесконечную мою благодарность.
Мне удалось пожать руку Юлии Карловны, и это
доставило мне большое удовольствие. Я рад был также увидеть Макса (то есть
Максимилиана младшего сына (1869 —1950) Мекков — М. Б), которого нахожу весьма
симпатичным.. »
В
следующем письме от 9 августа 1889 года, Н Ф фон-Мекк снова вспоминает Гурьево,
а также Хрусловку где шло к завершению строительство дворца.
«Милый, дорогой Друг мой!
Простите меня ради бога, что я не писала Вам седьмого числа, когда Вы были в
моем доме, но меня накануне схватил такой сильный желудочный припадок, что я
едва только теперь в состоянии взять перо в руки.
Простите также, милый друг мой что я послала Вам не чек, как говорила раньше а
прямо деньгами.
Я
послала Вам также фотографии, работы моей дочери Саши, не правда ли что для
любительской фотографии это очень хорошая работа, она, то есть Саша, занимается
этим делом со страстью, с увлечением. Я просила ее прислать мне несколько
снимков, чтобы послать Вам, она отвечала мне, что для неё очень лестно, чтобы ее
работа была у Вас.
Обратите внимание, дорогой мой, на имение и дом Макса; не правда ли, очень
красиво? Имение это лежит в полутора верстах от Саши (то есть от ее гурьевской
усадьбы— М.Б.), и в прошлом году я его подарила Максу, а дом построен уже на его
доходы. Вот и этот последний в январе месяце сделается совершеннолетним (21 год)
и получает все свое состояние в свои руки.
Относительно себя я очень рада, что все мои опеки кончились, но их
благосостояние становится шатким, всем им более или менее хочется распоряжаться
своими капиталами, и распоряжаться не совсем удачно Вот и за Колю у меня сердце
болит. Нажил себе очень много долгов, потому что пришлось делать все постройки,
а на это всегда приходится тратить целые капиталы, и его состояние очень
запуталось от покупки этого имения.
Моему
сердцу никогда нет покоя...»
Вчитываясь в эти письма, невольно обращаешь
внимание на то, что по содержанию своему они явно отличаются от тех, что были
десять. Даже пять лет назад. В них нет той теплоты и восхищения, что были
раньше, нет той душевности и открытости. Да это и понятно ведь П. И. Чайковскому
приближалось к пятидесяти, а ей — к шестидесяти годам. И, конечно же, у обоих их
оставалось на душе немало неясного и неустроенного.
В своих последних письмах Н.
Ф. фон-Мекк мало уже интересуется жизнью композитора, его делами и планами. А
это напоминало ему первую жену Антонину Милюкову, которая по его словам четыре
года была влюблена в него, сама была порядочная музыкантша но ни единого раза не
обнаружила ни малейшего желания узнать, что я делаю в чем состоят мои занятия,
какие мои планы что я читаю, что люблю в умственной и художественной сфере. Вот
поэтому, видимо, и письма П. И. Чайковского к Н. Ф. фон Мекк становятся все
короче и официальней, на некоторые он вообще не отвечает.
Отвечая на письмо Надежды Филаретовны 13 августа
1889 года, Петр Ильич тоже восхищался полученными фотографиями из Гурьева. Но
восхищение это было опять-таки сухое и официальное.
«Милый дорогой Друг мой! —
писал он.
Радуюсь, что нездоровье Ваше прошло и от души
благодарю за дорогое письмо Ваше.
Восхищаясь фотографиями Гурьева я никак не
воображал, что это работа самой графини (то есть Александры Карловны Беннигсен —
,М. Б) Потрудитесь дорогая моя, выразить ей мою живейшую благодарность.
Я догадался, что Хрустлово (так композитор
называет Хрусловку — М Б.) и недостроенный дом суть принадлежность Макса.
Удивительно красиво!
Дай бог, чтобы Ваши опасения не оправдались и
чтобы Коля и Макс устроили свои дела вполне благополучно…»
К
сожалению, полного благополучия в семье Мекков не получилось и ни могло быть. В
погоне за деньгами, за капиталами они переспорились и переругались друг с другом
до того, что многие не пожелали в январе 1890 года поздравить Макса с
совершеннолетием и побывать в отстроенном им доме. Под воздействием этих
неурядиц, а также под влиянием материальных неудач сама Н. Ф. фон Мекк перенесла
зимой 1889/90 года «разрушительную» (больше нервную) болезнь о чем в марте
написала П.И. Чайковскому. Затем их переписка пошла в основном через зятя Н. Ф.
фон Мекк В. А. Пахульского, в сентябре же 1890 года наступил полный
разрыв.
До нас не дошло, правда, последнее письмо
Надежды Филаретовны к П. И. Чайковскому, но вот его к ней от 22 сентября 1890
года свидетельствует что «обрыв отношений» произошел на материальной почве.
«Милый, дорогой Друг мой!
Известив сообщенное Вами в только что полученном
письме Вашем,— отвечал П. И. Чайковский,— глубоко опечалило меня, но не за себя,
а за Вас. Конечно, я бы солгал, если бы сказал. что такое радикальное сокращение
моего бюджета вовсе не отразится на моем материальном состоянии. Дело в том, что
Вам с Вашими привычками, с Вашим широким масштабом образа жизни предстоят теперь
лишения! Это ужасно обидно и досадно; я чувствую потребность на кого-то
сваливать вину во всем случившемся… Впрочем, я и не считаю себя вправе пытаться
проникнуть в сферу чисто семейных дел Ваших.
Скажу
без преувеличения, что Вы спасли меня и что я наверное сошел бы с ума и погиб бы
если бы Вы не пришли ко мне на помощь и не поддержали Вашей дружбой, участием и
материальной помощью (тогда она была якорем моего спасения) совершенно угасавшую
энергию и стремление идти вверх по своему пути...
Я рад
что именно теперь, когда уже Вы не можете делиться ее мной Вашими средствами, я
могу во всей силе высказать мою безграничную, горячую совершенно не поддающуюся
словесному выражению благодарность ...
[Продолжение следует]
|